Бордуков О. В. Психологическое послесловие к картине Тициана «Распятие Христа, Мадонно, Святые Иоанн Евангелист и Доминик»
Практически с первых шагов в профессию, со времени учебы на факультете психологии в Московском университете я задавал себе этот вопрос. Примериваясь, пытаясь обнаружить себя в пространстве терапевтического диалога. Как быть открытым по отношению к Другому, к его переживаниям, и как при этом не разрушиться, не упасть вместе с ним, вместив в себя его боль и страдание?
На свой вопрос я получил два ответа. Первый ответ на семинаре, посвященному работам Карла Роджерса мне дал мой научный руководитель, феноменолог и специалист по Выготскому, Андрей Андреевич Пузырей. Спросив, как же соединить роджерианскую эмпатию, отказ от психологических защит, принятие клиента и открытость ему, я услышал:
- Быть открытым - да, но чему?
Это был подлинно феноменологический ответ, призывающий к раскрытию, про-явлению еще сокрытого, но при этом единственно важного как для клиента, так и для терапевта в момент их встречи.
Загадочный вызов, почти в духе дзэнских коанов (нерешаемых логически задач, ведущих к просветлению, например - «Как выпить море одним глотком?»), занял подобающее ему место – маяка, указателя в пути.
Однако маяк не может сказать КАК плыть, не указывает на рифы и не подсказывает, какие нужно ставить паруса.
Проблема состоит в том, что настоящий ответ нельзя выразить просто и односложно, для этого нужно стать путешественником, то есть тем, кто возвращается из путешествия изменившимся. (Подобно библейскому Иосифу Томаса Манна, которому предстояло прожить через «Страну, Из Которой Никогда Не Возвращаются»). Ответ, данный мне, заключался в формировании психологическом и особенно телесном, и стал возможным благодаря встрече с моим Учителем в профессии, Татьяной Марковной Буякас, удивительного богатства личностью и терапевтом уникального таланта.
В сентябре 2013 года, на выставке картин Тициана в ГМИИ имени А. С. Пушкина, я увидел воплощение того самого коана, который был задан во мне во время учебы.
Это алтарная картина «Распятие Христа, Мадонна, святые Иоанн Евангелист и Доминик». Тициан работал над картиной во второй половине 1550-х годов. Она предназначалась для главного алтаря церкви Сан Доминико Марджоре в Анконе и была передана заказчикам в июле 1558 года.
Иисус Христос высоко на кресте в темном со всполохами небе.
Рядом, слева от креста, едина в муке с Христом - Богоматерь.
Упав на колени, обхватил крест сокрушенный горем Святой Доминик.
Справа от креста стоит Святой Иоанн. Его лицо обращено к лику Христа, а руки широко раскинуты, как бы повторяя распятие.
Вертикальная композиция картины, - за счет вынесения в ночную высь креста с Иисусом, - «разрывает» сопричастную Страстям группу людей у подножия, оставляя каждого один на один с крестной мукой Христа, - Деву Марию, Святого Доминика и Святого Иоанна.
Богоматерь и Иисус – это одна боль, одинаково погруженные по тьму лица.
Святой Доминик, обнимающий крест, - глубочайшее горе, невыносимое. Человек сломлен, его мир рухнул и придавил своей тяжестью, бросил на колени. Это полное страдание, полная чаша, - страдание живого существа, ведущее к смерти, потому что пережить такое нельзя, почти невозможно.
Рядом - фигура Святого Иоанна, открытая муке Христа. Если Святой Доминик упал в своем одиночестве и покинутости, то Святой Иоанн сейчас рядом с Христом, ВМЕСТЕ с ним. Это соучастие к страданию, обращенность к Христу, вопрошание и живое движение. Руки, повторяющие руки Христа на распятии.
Два апостола – и два таких разных жеста, два противоположных переживания.
Окончательная правда полнейшего трагического одиночества первого. Не в силах стоять, в плаче, Святой Доминик пытается держаться за ЧУЖОЙ крест.
И стойкость в открытости страстям Христа второго. Иоанн Евангелист полностью открыт и сполна со-причастен страданию, но он при этом стоит на ногах и он полон жизни. Как ему удается в своей открытости не сломиться?
В отличие от трагической правды Святого Доминика, Святой Иоанн – это загадочная фигура, тайна. Тайна не окончательная, не закрывающая мир, она находит свое продолжение в будущих христианских таинствах. Фактически это и есть христианская модель участия в таинстве - открытость крестному подвигу, присутствие при нем, живое со-страдание.
Две фигуры святых, это не только два переживания одного и того же события, это вопрошание к зрителю, соучастнику картины. На это вопрошание нет готового ответа, потому что в наличии всегда только один вариант – упасть, а второй путь – снова всего лишь вопросы.
Хватит ли сил стоять?
Как стоять и быть открытым?
Как быть вместе?
Как не упасть?
Бордуков О. В., сентябрь 2013 года
